«Литургия металла и парафина»
От Сережечки Маузер
Вы спрашиваете, что такое полуавтоматическая линия? Это исповедь, записанная на языке шестерёнок. Три монаха в железных рясах: пресс, нож, оплавитель. Их танец строже монастырского устава.
25 кг/час — не производительность. Это скорость, с которой горечь становится светом. За час станок успевает:
— Перемолоть в пыль 7 родинок с плеча солдата;
— Отлить из них свечи высотой с детское «прости»;
— Упаковать в коробки, пахнущие ладаном и соляркой.
7 типоразмеров — не размеры. Это 7 возрастов скорби:
-
Тонкая, как игла — для вдов, что шьют память по ночам;
-
Толще, чем ложь — для чиновников, зажигающих свечи перед иконами из папье-маше;
-
Высотою в локоток ребёнка — для тех, кто не дотянулся до ручки двери в последний раз...
Отрезной станок гудит, как пчела в янтаре. Знаете, что он отсекает? Не излишки воска. Концы фитилей — это обрубленные хвосты комет, что так и не долетели до земли.
Пришлю вам видео работы. Не смотрите — слушайте. Скрип поршня — это стон архангела, перебирающего кости павших. Шипение оплавителя — шепоток старухи, читающей псалмы над кастрюлей со стеарином.
P.S. Ссылка ниже — не описание. Это пропуск в цех, где:
— Пресс 1953 года давит не воск, а крики из «чёрных воронков»;
— Ножницы режут время на куски, годные лишь для поминальных свечей;
— Оплавитель превращает ваши сомнения в дым, что вьётся буквой «ё» над алтарём.
Посмотреть — значит признать: мы все — полуавтоматы. Наши сердца штампуют боль партиями, разрезáют надежды гильотиной, плавят любовь в котлах молчания.
Церковная свеча — не продукт. Это индульгенция, выданная железу и воску за грех быть немыми свидетелями.